Философ террора. 14 июня 190 лет назад родился теоретик-революционер Петр Лавров
История его жизни, а главное то, чем обернулись в конечном итоге его проповеди и сочинения для русского народа, довольно поучительны и для сегодняшнего дня, когда снова в нашем обществе зазвучали призывы к «радикальным переменам». Глядя на портрет этого благообразного господина с окладистой бородой, дворянина и профессора, полковника от артиллерии, любившего в свободное время посочинять, трудно представить, что именно Петр Лаврович Лавров еще задолго до «великого Октября» призывал и требовал: Встанем, братья, повсюду зараз, — От Днепра и до Белого моря, И Поволжье, и дальний Кавказ — На воров, на собак – на богатых И на злого вампира царя.
Бей, губи их, злодеев проклятых, Засвети лучшей жизни заря! Еще больше мы, наверное, удивимся тому, что эти яростные строки взяты не просто из стихотворения пожилого профессора. Это — цитата из знаменитой «Рабочей марсельезы», сочиненной Петром Лавровым, которая сразу после Февральской революции некоторое время использовалась в России в качестве национального гимна. «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног!» — восторженно распевали на улицах Петрограда экзальтированные барышни, рабочие, студенты и дезертировавшие с фронта солдаты.
Позднее все они, наверное, тоже были очень удивлены, когда эта «бескровная революция» обернулась одной из самых свирепых диктатур в истории человечества. Хотя чему было удивляться, если в гимне, который они сами же радостно пели, были призывы к кровавой расправе. Родился будущий революционер-философ в Мелехово Псковской губернии в семье полковника артиллерии в отставке, личного друга знаменитого А. Аракчеева, известного своей преданностью императору.
В детстве Лавров получил прекрасное домашнее воспитание, хорошо овладел французским и немецким языками. Повзрослев, поступил в артиллерийское училище в Петербурге, где считался лучшим учеником академика М. Остроградского, проявил исключительные способности к математике. Карьера его продолжилась в качестве преподавателя в Петербургской Михайловской артиллерийской академии и Константиновском военном училище. Во время Крымской войны Лавров оказался в войсках, однако, как сам потом признавался, ему «ни в каких военных действиях участвовать не случилось».
Вскоре он женился на красавице, вдове с двумя детьми на руках, немке по происхождению. Отец, узнав о мезальянсе, разгневался и лишил сына материальной поддержки. Для уже многодетного полковника и профессора с неплохим жалованьем, привыкшего к обеспеченной жизни, это оказалось ударом. Пришлось подрабатывать писанием статей для журналов и репетиторством, чтобы содержать большую семью. Впрочем, вскоре смерть отца и старшего брата сделала Лаврова вполне обеспеченным человеком.
Однако именно в это время он стал зачитываться Герценом, сблизился с Чернышевским. Затем вышла в свет его первая книга, «Очерки вопросов практической философии», где Лавров утверждал, что «нравственная личность неизбежно вступает в конфликт с несправедливым обществом». Сам он открыто не «призывал Русь к топору», как это делал Герцен. Однако близость к революционерам привела к тому, что после покушения Каракозова на Александра II Лавров был арестован, признан виновным в «распространении вредных идей» и приговорен к ссылке в Вологодскую губернию, где жил с 1867 по 1870 год.
Вряд ли Лавров в то время предполагал, что когда его политические сотоварищи придут позднее к власти, то за распространение «вредных идей» будут сразу без разговоров ставить к стенке. Да и не только за распространение, а просто за то, что профессор или бывший царский полковник. В ссылке Петр Лаврович не трудился прикованным к тачке, а, пользуясь досугом, написал свое самое известное произведение – «Исторические письма». В них содержался страстный призыв к молодежи, ко всем «критически мыслящим» и «энергически стремящимся к правде личностям», понять «задачи исторического момента и потребности народа», незамедлительно приступить «к творению истории и борьбе против старого мира», который, по его мнению, погряз во лжи и несправедливости.
Сам, впрочем, он бороться за эти идеалы в России не стал, а бежал из ссылки в Париж, где вступил в I Интернационал, съездил в Лондон, где познакомился с Марксом и Энгельсом, и вскоре стал редактировать революционную газету «Вперед!» Именно в этой газете и была опубликована его «Новая песня», которую потом окрестили «Рабочей Марсельезой». Впрочем, эта песня была отнюдь не единственной, в которой Лавров призывал к уничтожению «злодеев проклятых».
Одно из других его стихотворений так и называлось — «Песня ненависти»: Пусть в сердце всех, в ком сердце страстью бьется, Царит лишь ненависти жар. Готов костер; довольно дров найдется, Чтоб на весь мир разжечь святой пожар! Разите же врагов, не уставая, Разите смелою рукой. И будет вам та ненависть святая Священнее любви святой! В Париже Лавров, прекрасно владея французским языком, сразу почувствовал себя, как рыба в воде. Когда в 1871 году власть перешла в руки Парижской коммуны, эмигрант из России был в восторге и горячо приветствовал это великое, как он считал, событие.
Он без устали ходил на митинги, выступал на площадях, призывая рабочих французской столицы к решительной борьбе. Даже сам, как писал потом в воспоминаниях, ездил в пригороды, откуда возил коммунарам мешками продукты. В то время в Париже, как это всегда бывает во время всех переворотов, воцарился страшный голод. Парижане съели даже всех жирафов, серн и других обитателей зоологического сада, охотились за кошками и крысами.
Но Лавров ничего этого не замечал, заявляя, что только люди труда могут осуществить «великие идеалы о лучшей и счастливой жизни». Не заметил он и того, как по приказу коммунаров были взяты несколько сот заложников, а потом десятки ни в чем не повинных горожан, в том числе и парижский архиепископ Дарбуа, были расстреляны. Ну, а когда позднее революционеры захватили власть и в России, то террор и расстрелы стали уже нормой.
Выдающийся публицист Михаил Катков еще задолго до 1917 года предупреждал, какие опасности могут нести для России теории и пропагандистская активность русских интеллигентов, философов и теоретиков, которые, вроде Лаврова и Герцена, укрывшись за границей, яростно поносили собственную страну и призывали к уничтожению существовавших в России порядков. «Наше варварство – в нашей иностранной интеллигенции, — заявил Катков.
— Истинное варварство ходит у нас не в сером армяке, а больше во фраке и даже в белых перчатках». И – еще: «Наша интеллигенция выбивается из сил показать себя как можно менее русской, полагая, что в этом-то и состоит европеизм. Но европейская интеллигенция так не мыслит. Европейские державы, напротив, только заботятся о своих интересах и немало не думают о Европе». После поражения Парижской коммуны Лавров не оказался в тюрьме, а смог спокойно доживать свой век во Франции, занимаясь написанием теоретических трудов, причем печатая многое и в России, несмотря на будто бы «свирепую царскую цензуру».
В Париже он и умер, и был похоронен на кладбище Монпарнас. Вряд ли, конечно, Лавров, тогда понимал, к чему приведут его страстные проповеди «борьбы против старого мира» и дела его последующих единомышленников, ради чего и следует «бить и губить злодеев проклятых». Однако когда в России, уже после его смерти, грянула революция и к власти пришли ученики бывшего профессора, философа и отставного полковника, то это хорошо понял погибший от ее ужасов Александр Блок. «Рабочую марсельезу» Лаврова великий поэт назвал среди «прескверных стихов, корнями вросших в русское сердце».
Их «не вырвешь иначе, как с кровью», — сокрушался поэт. Кровью все идеи и восторги Петра Лаврова перед революциями и обернулись. Большой кровью.
Об этом сегодня сообщает Военное обозрение.
(Всего одно письмо в неделю, чтобы ничего не пропустить)
