Кто понесет бревно лавийской независимости?

Четвертого мая 1990 года Верховный Совет ЛССР принял Декларацию независимости. Событие значимое, переломное. Однако нельзя сказать, что оно всех переломило лишь в хорошую сторону.

Также неверно то, что внутренние политические проблемы того времени исчерпывалась противостоянием Народного фронта и Интерфронта.

Кроме того, на публичном плацу проблема выбора каждого человека представляется излишне упрощенной и легкой.

Те, кому выбор давался легко, теперь скачут из партии в партию, приглашают нового «старшего брата» разместить тут свои базы, опять научились молчать о подлости своих прямых начальников, поступаются независимостью за деньги. Тем, кому выбор давался сложно, теперь не из чего выбирать.

Большинство тех, кто посчитал выбор грехом и предательством, были объявлены врагами, а единицы, чей явный выбор до смены режимов был не в пользу советского строя, — героями.

Мне жаль, что об этом сравнительно недавнем прошлом у нас есть воспоминания, сборники документов, но, по–моему, нет честного, всестороннего исследования. Исследования, которое показало бы всю многогранность события, то, чего стоили людям перемены и выбор.

Исследования, чьи авторы были бы, насколько это возможно, свободны от личных симпатий и предпочтений.

У меня была идея сделать нечто подобное самому. Идея не сдохла. Составил план работ и кое–что делаю. Но я посчитал, что мне для этого надо в течение пяти–шести лет рыть историю по десять часов в день. Четыре года — на людей и архивы, года полтора — на писанину. Боюсь, что у меня уже не будет для этого минимально необходимой материальной свободы. Хотя — хотелось бы осмыслить ситуацию не через бумажки, а через людей.

Понять детально, хотя бы в сумме основных настроений и мотивов.

Здесь же я хочу самым элементарным и простым способом напомнить, что хоть попутный ветер и надувал паруса НФЛ, не один НФЛ влиял тут на политическую погоду. И что сама декларация даже на политическом уровне воспринималась не только как акт объявления независимости.

Парламентский переворот

Попробую парой–тройкой цитат расширить устоявшиеся за 20 лет представления о ситуации и характеристиках декларации.

В связи с 4 мая уместно напомнить, что в апреле 1990 года была создана фракция «Равноправие» ВС ЛССР. «В этой депутатской фракции состояли также члены Интернационального фронта трудящихся Латвийской ССР и Центра демократических инициатив (ЦДИ), большинство из которых одновременно были и членами Компартии Латвии.

Фракция при регистрации насчитывала 60 депутатов. Под этим названием — „Равноправие“, фракция оставалась и в составе Верховного Совета Латвийской Республики после совершения частью народных депутатов Латвийской ССР 4 мая 1990 года парламентского государственного переворота.

Депутаты фракции „Равноправие“ всячески преследовались после этого той частью большинства Верховного Совета, которая совершила переворот и приняла декларацию „О восстановлении независимости Латвийской Республики“. Кончилось это тем, что 9 июля 1992 года за якобы „антиконституционные действия“ национал–радикальное большинство Верховного Совета без суда и следствия аннулировало мандаты 14 членов фракции „Равноправие“.

(А.Рубикс, „Голосовали цветами…“).

»Принципиально голосовать против независимости мы не могли и не хотели голосовать хотя бы потому, что народ имеет право на самоопределение. Правда, в этом случае необходим референдум. С другой стороны, выразив с трибуны свою точку зрения, мы не могли воздержаться при голосовании, т. к. это практически показывало бы некоторую неопределенность, колебание.

Поэтому оставался один выход: не нажимать кнопки, т. е. не участвовать в голосовании, не мешать законному или незаконному ходу процесса. Во всяком случае потом никто не скажет, что ты голосовал «против» декларации. Впрочем, дело не в этом. Нельзя было принимать участие в эмоциональном спектакле, в финале которого со щитом будут самые консервативные силы НФЛ. Восторжествуют силы социального реванша, сторонники апартеида, восторжествует политика «выдавливания» нелатышей из Латвии, развала экономики".

(О.Щипцов, «Записки депутата»).

«Этот оригинальный с точки зрения международного права документ „вне всякого сомнения“ заинтригует еще не раз юристов соответствующего профиля. Назову лишь одну явную несуразицу. Декларация возобновляла действие Конституции ЛР 1922 года, одновременно приостанавливая ее действие, за исключением статей 1,2,3 и 6, определяющих конституционные основы Латвийского государства, и считала возможным во время переходного периода (до выборов Сейма, срок которых не был обозначен) применение норм Конституции Латвийской ССР постольку, поскольку они не противоречили упомянутым статьям Сатверсме ЛР. Следовательно, задействованы были одновременно две конституции (!), причем более регламентирующую силу имел не реставрируемый, а отмененный Основной закон.

(…) Это фактически означало, что Латвийской ССР вроде бы никогда не бывало. Не бывало, значит, и ее Конституции. Как же тогда могли применяться статьи несуществующей Конституции несуществующей республики?» (А.Рубикс).

Исходя из позиции наоборот, снять это двойственное чтение предлагал Конгресс граждан. Дескать, как может Верховный Совет принимать решение о независимости, какая может быть полнота власти у этого еще советского или полусоветского органа, если советские войска еще тут, и пр.

Вот определим круг граждан, проведем выборы Сейма, введем в силу все законы, действовавшие до 1940 года, Советская армия уйдет — и вот тогда будет у нас 4 мая. Вряд ли бы оно, следуя этим путем, когда–либо наступило. Реальной политической практики под это у КГ не было. Как сказал академик Юндзис в интервью, декларация в недрах НФЛ создавалась «кувырками компромиссов».

Даже после выборов ВС ЛССР. Кстати, несмотря на то, что слова «переходный период» упоминались в документах Второго съезда НФЛ, в декларации они появились благодаря Литве.

Литва приняла свою Декларацию независимости 11 марта, а потом пошли угрозы из Москвы. Угрозы применения силы или санкций. Если не ошибаюсь, кое–какие санкции были введены. А в Латвии редакционные версии декларации понедельно колебались синхронно перепадам температуры отношений Москвы и Вильнюса.

«Знаете, очень просто проголосовать за независимость, очень легко словами, написанными на бумаге, подвести черту под пятидесятилетним сосуществованием с СССР и притворятся, что ничего не было. Труднее предугадать, как жить дальше, что будем делать, если декларация воспримется буквально.

Мы забыли, что независимость — это не только привилегия народа, независимость — это очень большая ответственность». (С.Диманис, из выступления 4 мая 1990 года).

Бревно

Да, 4 мая — историческая дата. Но тут есть одна загвоздка, которая не умаляет историческое значение этой даты, но показывает, что люди, создавшие и принявшие Декларацию независимости, не поняли ответственность, которую возложили на себя этой декларацией. Тем более — оказались ее недостойны.

Ведь значительная часть людей, принимавших декларацию, создавали и сегодняшний день Латвии.

Возникает вопрос — вы что, для себя ее, эту декларацию, принимали? Похоже на то, что 4 мая выставляется сегодня брошью, которую сегодняшние партии цепляют на свои блузки приговаривая: я тоже там была, я наследница четвертого мая. Прекрасно! Раз так, то созданному президентом ради этого случая Почетному комитету несложно будет ответить на главный сегодня вопрос.

Не на вопрос — «Что такое 4 мая?», а на вопрос — «Что вы сотворили с 4 мая?»

Народный фронт разродился не только декларацией и не только конституционным законом от 21 августа 1991 года «О государственном статусе Латвийской Республики». Народный фронт, как ни крути, по крайней мере три созыва подряд обеспечивал коалиционные партии Сейма таким большинством людей, которое предпочло создание властной номенклатуры созданию государственной власти. Которое, как и в советское время, достойно определения особого слоя (класса).

Которое, несмотря на формальное наличие демократических институтов, ведет себя весьма однопартийно, кастово.

Разве это было основной перспективой, следующей из пафоса декларации? Уже десять лет назад философ Майя Куле писала о ситуации: «За эти десять лет мы не смогли выбраться из такого положения нашего сознания, которое определялось принятием декларации как текста. Мы не смогли создать механизм для осуществления наших деклараций, не смогли создать систему, в которой тексты сопрягаются с действиями, а действия основываются на текстах.

Таков должен быть показатель зрелости европейской цивилизации.

Однако сейчас противоречия и корысть сеймовских политических групп присутствуют в законах, делают их краткосрочными и применимыми лишь для какой–то отдельной надобности, а не на благо государства и права в целом». И двадцать лет спустя, равно как и десять лет спустя, можно сказать то же самое. Вывод: те, кто нес бревно 4 мая и спустя несколько дней похвалялись этим, не захотели нести бревно ответственности за 4 мая.

Виктор Авотиньш, Ves.lv.