Зарубежное религиозное влияние на мусульман Татарстана в постсоветский период

Это дало толчок религиозному возрождению в среде населения, что было объяснимо отсутствием государственной идеологии в какой-либо ее форме. В свою очередь, это породило стремление в широких народных массах стремление к поиску духовных идеалов, обрести которые можно было, в том числе и в религии.

Естественное стремление постсоветских людей к восстановлению религиозной практики жизни, существовавшей до революции, находило понимание со стороны государственных органов, которые оказывали поддержку религиозным организациям тех или иных конфессий.

Специфическая особенность религиозного возрождения ислама в России, в том числе и в Татарстане, заключалась в том, что на процесс «возвращения в ислам» на постсоветском пространстве оказывали влияние зарубежные страны мусульманского Востока, преследовавшие не только гуманитарно-просветительские цели «помощи единоверцам», но и конкретные политические задачи. Стоит отметить, что со стороны государственных органов как России, так и Татарстана, практически никакого препятствования своеобразному опеканию со стороны зарубежного исламского мира мусульманскому сообществу страны и региона не было.

Как и не существовала даже элементарного контроля над деятельностью различных организаций и структур, формально декларирующих благотворительные цели. Наоборот, некоторые представители республиканских властей в Татарстане в 1990-е годы рассматривали активную миссионерскую деятельность иностранных просветителей как сближение с мусульманским миром, что давало дивиденды местной правящей элите, взявший курс на построение «суверенного государства», получившей собирательное название в новейшей истории России как «парад суверенитетов». Здесь стоит добавить, что подобные контакты с арабскими и турецкими эмиссарами различных религиозных организаций воспринимались весьма комплиментарно и определенной частью татарского населения, стремящейся постичь основы ислама, но за годы советской власти растерявшего традиции как богословия, так и обыкновенной ритуальной практики, в результате чего в массовом сознании татар любой араб или турок воспринимался как светоч знаний об исламе.

Нынешний муфтий Татарстана Ильдус Фаизов в одном из своих интервью так описал настроения среди татарского населения в начале 1990-х годов: «Мы смотрели даже на любого арабского студента чуть ли не как на пророка Мухаммеда, нам казалось, что вот сейчас именно они (арабы или турки) научат нас исламу». Подобным естественным стремлением широких масс татарского народа приобщиться к религиозным ценностям мусульманской религии в итоге легко воспользовались зарубежные страны Ближнего Востока.

Традиция татарского дореволюционного богословия, сумевшего за столетия российского самодержавия обосновать необходимость мирного сосуществования в многоконфессиональном обществе, не смогла должным образом получить своего развития в 1990-е годы.

Это было вызвано агрессивным натиском духовной экспансии зарубежных мусульманских стран, обладавших значительными материальными ресурсами для ведения широкой по охвату пропаганды от финансирования строительства мечетей до образовательной деятельности в разных сферах: тиражирование религиозной литературы иностранных проповедников, открытие сети образовательных учреждений как религиозных, так и светских, пользовавшихся большой популярностью и воспринимавшихся в качестве элитных населением, создание сети мусульманских летних лагерей и организации зарубежного обучения. Носители традиционного для татар ислама ханафитского мазхаба (по имени основателя религиозно-правовой школы суннитского ислама Абу Ханифы (699-767), которой придерживается большая часть российских мусульманских народов, включая и татар) проигрывали конкуренцию перед зарубежными миссионерами.

К тому же нередко здесь играл и возрастной фактор: традиционный ислам в глазах татарского населения и, в первую очередь, молодежи ассоциировался со стариками, которые в силу присущего этому поколению консерватизма мышления проигрывали на поле информационной войны, нередко элементарно не умея даже вести эту пропаганду. К тому же для широких масс татарского населения, испытывающего острый дефицит в религиозной литературе, собственные дореволюционные классики богословия были элементарно недоступны из-за языкового и алфавитного барьера, поскольку их труды после 1917 года не переиздавались, а в досоветское время были написаны только арабским шрифтом на арабском же или старо-татарском языках, который значительно отличался от современного в силу наличия в лексике большого количества арабизмов и персизмов.

Современный татарский язык базируется на кириллице (переход на нее произошел в 1939 году, до этого также был переход с арабского алфавита на латинский в 1927 году). Этим легко пользовались миссионеры, переводившие огромное число религиозной литературы турецких и арабских авторов на современный татарский и русский языки, заполняя тем самым и книжные магазины или распространяя ее нередко бесплатно.

Развал СССР наряду с политическим распадом единого государства породил собой неизбежно и крушение некогда единой системы мусульманского религиозного образования страны. В Советском Союзе существовал единый для всех мусульман центр подготовки мусульманских кадров – в Узбекистане, где учились на имама в медресе «Мир-Араб» в Бухаре и Исламском институте в Ташкенте.

Подобная унификация официального мусульманского образования позволяла контролировать государству этот процесс, а также прививать его учащимся просоветскую ориентацию, что на тот период времени было свидетельством гражданского патриотизма мусульманского духовенства. Учиться в зарубежных странах могли только те, кто прошел вначале обучения в советском Узбекистане, а за пределы СССР отправлялся на учебу только после тщательной проверки и не без контроля со стороны советских органов безопасности. К примеру, нынешний председатель Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ) Талгат Таджуддин по завершению учебы в Средней Азии направляется учиться в египетский университет «Аль-Азхар» (1973-1978).

Подобное зарубежное обучение на тот период времени было вызвано в большинстве своем сугубо прагматичными соображениями: в глазах зарубежного мусульманского мира советские муфтии должны выглядеть достойно, что обеспечивало как раз факт обучения в каком-нибудь общепризнанном в исламских странах религиозном образовательном центре. Отправка в «Аль-Азхар» тогда молодого 25-летнего выпускника бухарского медресе Таджуддина позволила впоследствии по его возвращению в СССР в скором времени занять пост муфтия Духовного управления мусульман Европейской части СССР и Сибири (в постсоветское время — ЦДУМ) в 32 года.

Впоследствии именно Таджуддин уже после 1991 года и до сегодняшнего дня будет непоколебимо придерживаться линии на лояльность государству, поддержку и развитие традиционного для России ислама и всегда подчеркнутое уважительное отношение к Русской православной церкви. То есть подобная схема отбора на зарубежное обучение в советское время зарекомендовала себя эффективно.

В постсоветский период мусульманская умма (сообщество) Татарстана стала объектом религиозного влияния разных стран зарубежного исламского мира. Степень религиозной экспансии той или иной страны зависел и продолжает зависеть от образования духовенства, наличия последователей тех или иных нетрадиционных для татар течений ислама зарубежного происхождения в регионе, религиозной информации, распространяемой через литературу и СМИ и роли различных организаций зарубежных стран от благотворительных фондов и до дипломатических представительств в Казани и занимаемого их покровителями статуса в бюрократической иерархии государственных органов России и Татарстана.

На сегодняшний момент мы можем говорить о влияние арабских стран (Саудовская Аравия, Египет, Кувейт), Турции, Ирана, Пакистана и стран Юго-Восточной Азии на мусульман Татарстана разной степени интенсивности.

Влияние арабских стран (Саудовская Аравия, Египет, Кувейт)

Поскольку после 1991 года среднеазиатские центры религиозного образования оказались за границей, российским, в том числе и татарстанским, мусульманам пришлось выстраивать свою систему религиозного образования (последний из татар, кто уже в постсоветское время продолжил традицию обучения в Бухаре, был нынешний имам казанской мечети «Сулейман» Ильдар Баязитов (1997-1998). Однако этот процесс столкнулся с определенными, в том числе и неизбежными, трудностями, главным из которых можно назвать дефицит кадров и отсутствие религиозной учебной литературы, базирующейся на принципах традиционного для татар ислама.

Эти недостатки стали компенсироваться зарубежными благотворителями, предложившими и кадры, и литературу. В итоге это привело к тому, что в появившихся в 1990-е годы средних и высших религиозных учебных заведениях на территории Татарстана нередко и преподавательский состав состоял из иностранцев, преимущественно арабов, и учебники были арабского происхождения. В итоге и через учителей-арабов и через литературу среди обучавшейся молодежи внедрялась идеология салафизма (ваххабизма).

Под салафизмом понимается идеология, сформулированная исламским богословом Такиддином ибн-Таймией (1263-1328), суть которой сводилась к идее необходимости возврата к исламу, существовавшему во времена пророка Мухаммеда (VII в.

н.э.), который трактуется как «чистый» ислам, без каких-либо имевших место быть нововведений или национальных особенностей мусульманских регионов. На практике это выражалось в радикальном их устранении, зачастую в ущерб национальной культуре и повседневной жизни мусульманских народов. В XVIII веке на практике теоретические рассуждения ибн-Таймии попытался на территории османской провинции Хиджаз (ныне это территория Саудовской Аравии) применить его последователь Мухаммад Абдель Ваххаб (1703-1792), по имени которого учение получило название «ваххабизм». Сами ваххабиты предпочитают себя называть салафитами (от араб.

«салаф» — предшествие), намекая на то, что они исповедуют именно ту самую форму ислама, что была в самые предшествующие им эпоху, т.е. во времена Мухаммеда. Поэтому слова «ваххабизм и салафизм» можно считать синонимами.

Подобный пуританизм ваххабитов, на первый взгляд, казалось бы, не должен угрожать обществу и государству в России. Однако главная опасность ваххабитов кроется в их акыде (вероубеждении).

Традиционной для татар была матуридитская акыда (по имени богослова Мансура аль-Матуриди (870-944). Акыда ваххабитов заключается в том, что вера мусульманина зависит от его действий, и с точки зрения ваххабитов человек, который, к примеру, не молится, то он – не мусульманин, т.е. кяфер (неверный), даже если при этом он говорит и считает себя мусульманином. Однако под действиями ваххабиты подразумевают не только обязательность выполнения всех ритуалов и обрядов религиозной практики ислама, но в том числе необходимость ведения джихада ( «усилие на пути веры»), который им трактуется как вооруженное противостояние, помощь тем, кто войну против кяферов материально (финансируя джихадистов) и морально (оправдывая их действия в информационном пространстве).

Ярко подобную дифференциацию мусульман выразил один из популярных в радикал-исламистской среде ваххабитский бард чеченского происхождения Тимур Муцураев словами: «Перед Аллахом не равны молящийся в тиши уюта и тот, кто каждую минуту готов к лишениям войны», давая, тем самым понять, что более «настоящим и истинным» мусульманином является только ведущий вооруженную борьбу человек.

В 1990-е годы наряду с созданием собственной системы религиозного образования мусульман в Татарстане (итогом этого стало открытие 1 исламского университета, 1 высшего медресе и 10 средних медресе) была распространена практика зарубежного религиозного образования, представляющая вплоть до сегодняшнего дня наибольшую проблему для мусульман Татарстана. Первые зарубежные миссионеры из стран Ближнего Востока прибыли в 1992 года, начав организацию летних молодежных мусульманских лагерей, суть которой сводилась к интенсивному обучению арабскому языку и проповедованию радикальных форм ислама (первый такой лагерь был организован в Набережных Челнах).

После подобного пребывания в лагерях происходила вербовка молодежи для обучения их в зарубежных странах. Поскольку отечественная система религиозного образования пережила процесс создания, обучения в зарубежных странах казалось на тот период времени быстрым решением дефицита кадров духовенства и тех же преподавателей для татарстанских медресе. С этого времени начинается практически неконтролируемый поток желающих учиться в зарубежных исламских вузах, тем более, что принимающая страна обеспечивала приезжающих татар проживанием и питанием, оплачивая зачастую и дорогу.

Столь комфортные условия приема абитуриентов вызвали шквал желающих обучиться в исламских вузах арабского Востока, преимущественно, Саудовской Аравии, наиболее других рекрутировавшей в Татарстане желающих учиться в ее вузах.

Одной из главных проблем в зарубежном обучении российских мусульман является то, что они зачастую воспринимают традиции и ценности той страны, где они учатся, как идеальные, служащие в качестве образца для подражания. Возвращаясь на родину, они стремятся перенести ту практику жизни, которую они наблюдали за рубежом, на российские реалии, что неизбежно приводит к радикализации паствы, через которую приезжие выпускники арабских вузов проводят приобретенные за рубежом ценности.

Часто имеет место быть ситуация, когда учиться в арабские государства отправляется молодежь в возрасте 17-20 лет, которые еще вчера учились в школе, а теперь едут за знаниями на Арабский Восток. Обучаясь там продолжительное время (известны случаи, когда россияне учились в Саудовской Аравии по восемь-девять лет), их формирование как взрослой личности происходило именно в мусульманской среде зарубежной страны. Подобрастие и низкопоклонничество перед зарубежной мусульманской культурой, которая воспринимается как единственная правильная и истинная, приводит к ситуации того, что выпускники иностранных исламских вузов стремятся заменить традиционную для коренных мусульманских народов России форму ислама на те, что распространены в странах Ближнего Востока.

Самым главным отличием зарубежного исламского образования является отсутствие веками выработанного опыта мирного сосуществования с иноконфессиональными народами (и конкретно – христианскими) при доминировании последних. В случае с татарами, будучи численно меньше и проживая несколько столетий совместно с православными народами (и в первую очередь, с русскими), то удалось выработать уникальную межрелигиозную практику мирного развития. Это наложило свое отражение и на восприятии России как своего государства, готовность служить в ее армии и даже участвовать в войнах со своими единоверцами в составе войск своей страны (многочисленные российско-турецкие и кавказские войны тому прямое доказательство).

Патриотизм наложил отпечаток и на религиозное образование российских мусульман внутри страны.

Однако за рубежом, в той же Саудовской Аравии, где даже шиитов, которые как никак мусульмане, подвергают дискриминации, в системе образования как раз закладывают салафитские ценности, в основе которых лежит неприятие мирного сосуществования с иноверцами. К слову сказать, официально христианство в Саудовской Аравии запрещено, его исповедование карается смертной казнью.

По возвращению выпускник саудовского университета видит картину, когда в Казани русские и татары вместе мирно сосуществуют, нередко вступают в браки между собой (процент русско-татарских семей составляет 25%), могут друг друга не только поздравлять с религиозными праздниками, но даже участвовать в торжествах и угощениях по их случаю и др., что разрушает ценностную картину мира выпускника арабского вуза, которому внушали до этого на протяжении его обучения ту мысль, что любой непрактикующий мусульманин – кяфер, а в Татарстане он видит ситуацию, когда не то, что большой процент светских мусульман, но даже то, что для него является немыслимым явлением, неукладывающимся в сформированную за рубежом мировоззренческую картину: мусульмане совершенно нормально сосуществуют с христианами, дружат, создают семьи и др. В итоге ваххабит стремится к тому, чтобы изменить подобную традицию, объявляя ее «бидгатом» (нововведением).

После вступления на работу имамом мечети в Татарстане, он начинает через проповеди проводить эту мысль, отдаляя еще больше мусульман от христиан, выстраивая между ними мировоззренческую стену разделения, разжигая ненависть и чувство превосходства над всеми остальными, включая и мусульман-традиционалистов. Наличие имама с ваххабитскими убеждениями и уж тем более мухтасиба (главного имама города или сельского района, обладающего административной властью среди всего остального духовенства) позволяет распространять подобные ценностные установки на большую аудиторию, обосновывать своим должностным статусом легитимизацию ваххабизма в глазах своей паствы, объявляя ваххабизм «истинным» или «чистым» исламом, а традиционный ислам – «бидгатом» (нововведением), чуждым исламу.

К тому же государственные органы вынуждены считаться с таким имамом или мухтасибом, поскольку он занимает теперь руководящую роль низового или среднего, а порой и высшего, звена в системе Духовного управления мусульман Татарстана.

Поскольку в советское время мусульмане могли получать религиозное образование в бухарском медресе «Мир Араб» и Ташкентском исламском институте, то у татарского духовенства старшего поколения образование, которое принято называть «бухарским», от.